23 июня 1737 года — пожар в Санкт-Петербурге между улицами Миллионная и Мойка

23 июня 1737 года сразу в двух местах вспыхнул сильнейший пожар, который бушевал от истока Мойки до Зеленого моста. Огонь распространялся от дома к дому с чудовищной быстротой, охватывая все новые и новые участки.

Горящие головни с треском разлетались по сторонам, разнося искры во все концы. Смрад и дым не давали дышать, лишая обезумевших жителей последней надежды на спасение. От гула неслышно было ни криков, ни команд подоспевших пожарных, а тяга, образовавшаяся в узких улочках, была такой силы, что завлекала в пылающее жерло отчаянных спасателей и ротозеев.

Впрочем, спасать из огня собственно было нечего. Пожарные и солдаты баграми растаскивали еще не вспыхнувшие дома, надеясь остановить огненный вал… Выгорело тогда две трети застройки Адмиралтейского острова, более тысячи домов. Погибли и пропали без вести десятки человек. Возникновение этого пожара наводило на мысли о поджоге — огонь вспыхнул с двух сторон сразу.

Несмотря на все предпринимаемые противопожарные меры, используемые при строительстве города Санкт-Петербурга, выгорело много. Была привлечена особая «Комиссия о Петербургском строении», которая выработала план, где наметила главные улицы Петербурга. Каждый пожар в то время становился точкой невозврата, когда в городе утверждались новые противопожарные правила.

Спустя несколько часов после этого Сенат постановил в своих стенах решение приобрести 2 больших и 100 малых заливных трубы с определенным числом багров и крючьев. Инструменты эти предназначались для Коллегии.

Полиция, в свою очередь, вышла с предложением о том, чтобы из Адмиралтейской и Казанской частей были убраны кузницы, свечные лавки и ветхие дома. Скорее всего, оно было принято, потому что существует приказ, предписывающий подавать в Кабинет министров списки домов, перенесенных на другие места.

Несколько месяцев спустя сама Императрица издала приказ о том, чтобы в Адмиралтейской части «за Мойкою на погорелых местах впредь вместо начатого обывателями деревянного строения, и которое еще не начали, всем строить каменное строение на погребах, в одно жилье не отменно и для того начатые строения велеть разобрать».

В это же время был устроен рынок на Сенной площади. Здесь стали торговать те купцы, лавки которых погорели при пожаре Мытного двора в августе 1736 года. К этому новому рынку была проведена «перспективная дорога» — сейчас Большая Садовая.

Возвращаясь к пожару, отметим следующее: мысль о поджоге была подтверждена фактом. На крыше одного из домов на Красном каннеле, помещавшихся рядом с дворцом Елизаветы Петровны, тогда еще цесаревны, была найдена кубышка с порохом и разными быстро загорающимися веществами.

Эта находка поставила на ноги всю полицию, и было создано учреждение особенно усиленных ночных караулов. По улицам ходили патрули, участки закрепили за офицерами. Вместе с тем началась планировка Петербурга на местах пожара, так появился первый общий план города.

Также находка кубышки с порохом привела к распоряжению провести перепись всех жителей столицы. Эта мера позволила обнаружить всех подозрительных людей, которые не могли сказать, чем они занимаются, где живут и на какие средства. Однако это вызвало большие недовольства населения.

Усиленный надзор и патрули сдерживали злоумышленников гораздо надежнее. Караулы действовали в городе до 1762 года.

Поджоги так напугали администрацию, что она взяла на особый контроль даже учебные патрули солдат. Им часто делали ревизии: если у солдата оказывалось патроном меньше, чем должно быть, он подвергался строгому допросу. Это касалось и лишних патронов.

Всем полкам полагалось привести в полную исправность пожарные инструменты, за них отвечали ротные командиры. Уличенные во время пожара в воровстве горожане доставлялись в Тайную канцелярию. Все найденные после пожара потерянные вещи находились в полиции, и о них делали публикации в газетах.

Вскоре обнаружились и поджигатели. Ими оказались дворцовый крестьянин Петрушка Петров и монастырский — Владимир Перфильев.

Собравшись в кабаке «в Большой Морской улице близ Синего моста», злоумышленники запалили льняной фитиль на горшке с порохом, рассчитывая «во время того пожара, из чужих имений себе прибыль получить». Под следственные жернова попала и сожительница Перфильева — «Володимерского пехотного полка, солдата Семена Зуева жена Стефанида Козмина», ибо «о таком их злом намерении ведала и нигде заблаговременно на них не донесла».